Психотерапия

или друг?

Психотерапия и саморефлексия привели меня к тому, что я перестала понимать, где я могу спокойно поделиться с другом, а где мне нужно пойти к терапевту. Количество тем, которые надо нести терапевту, близится к бесконечности, но также как и друг не должен быть только про проблемы, так и друг не может быть для всего, кроме проблем. 

Я загналась уже настолько, что делюсь с друзьями переживанием только после того, как я его приняла, объяснила, пережила и могу уже рассказать, как я справилась, с улыбкой на лице. Иногда я начинаю смотреть кино, мне становится очень грустно, и моя первая мысль: «надо закрыться и пережить все это самостоятельно». Появилось странное ощущение, что все, от чего тебе плохо, надо нести к терапевту, а друзья и коллеги должны видеть только классную версию тебя, которая все тяготы уже преодолела. 

Особенно сложно понять, где эта грань выстраивается. Где ты можешь написать другу в 2 часа ночи, вывалить кучу своих страхов и не думать, что вот он проснется, у него завтра сложный день, а ты накидала всего, чтобы этот день сделать еще более сложным, так как он, как правильный друг, должен будет на твой поток сознания ответить. Я настолько аккуратно начала относиться к границам других людей, что иногда я хочу просто сорваться и поебаться, но я понимаю, что у другого человека может быть настроение вообще не то. В итоге много переговоров, разговоров, мыслей о том, как комфортнее партнеру, приводят к усталости и проще помастурбировать.

Раньше у меня все было просто: другом и партнером был только один человек и я знала, что ему всегда важно, чтобы я делилась всем. Ты говорил о том, как не можешь встать с утра, как сильно болит живот или как ничего из того, что нравилось тебе делать, больше не делается с удовольствием. У меня не было ощущения, что я должна стараться быть более жизнерадостной, что надо не надоедать своими печалями и просто чаще улыбаться. Меня понимали, разделяли мои переживания и пытались помочь мне с ними справиться. Но от такого коннекта страдало много важного другого: sex life, границы и ты, который уже не понимал, где это вы вместе, а где ты один так хочешь.

Раньше помогало отключаться и идти на поводу желаний много алкоголя, но сейчас даже рандомного секса хочется, как минимум, в сознании и чтобы не пришлось восстанавливать картину событий, и почему у тебя везде синяки. Чтобы вспоминать, как было круто, а не что вообще было. Чаще всего чисто рационально ты бы не повторил в трезвом виде и не осложнил бы отношения с кем-то в итоге, а под руку чаще всего попадались знакомые люди, с которым дружить дальше было бы прикольнее.

Еще сложнее понять, где тебя по-настоящему понимают, а где делают вид. Я не могу рассказывать что-то человеку, когда он параллельно постоянно смотрит в телефон, но и сама я стараюсь никогда не лезть в телефон, когда со мной делятся чем-то большим. И вот ты думаешь: зачем посвящать человека в кучу своих несвязных мыслей, если можно их отнести к терапевту. Возможно, в самостоятельном преодолении любых сложностей есть важный элемент выживания: если ты можешь справиться сам, значит, ты можешь отказаться от отношений с любым человеком, если тебе они не нравятся: от мужа, друга или терапевта. И если ты окажешься один в другой стране, то у тебя уже будут хорошо развиты механизмы преодоления трудностей самостоятельно.

Когда я дошла до дна и перестала вообще считать свою жизнь нужной лично мне, я не могу сказать, что оттолкнуться мне помогли отношения с другим человеком, или что кто-то пришел и смог мне помочь. В больших городах у всех свои жизни, ни у кого нет времени погружаться в чужие, а я интуитивно искала какого-то спасения от близких. Когда я поняла, что не в них и их поддержке дело, а в том, как ты, конкретно ты, живешь свою жизнь и относишься к себе, вот тогда я начала потихоньку, шаг за шагом выбираться.

Так странно понимать, что терапия и осознанность, наоборот, отдалили меня от искренней дружбы и честных отношений. Как будто теперь по-настоящему и без ограничений я честна только с собой, и больше ни с кем не могу. Что терапия и осознанность сделали почти невозможным быть спонтанным или излишне эмоциональным или не очень понятным или не очень рациональным с кем-то, кроме себя.