Я впервые за долгое время часами скролила инсту, что я очень редко делаю. Даже если у тебя все сравнительно хорошо в жизни и ты базово счастлив, в инсте это чувство может быстро улетучиться: всегда найдется, чему еще позавидовать и по отсутствию чего в своей жизни пострадать. Я иногда завидую сама себе, что моя работа не заключается в скролле инсты и постоянном в ней нахождении, пришлось бы страдать каждый день.
Я наталкивалась на сториз моих украинских коллег или знакомых, или видела аккаунты украинских компаний: кроме russiaisaterroriststate и других заслуженных обвинений, все мои знакомые перешли на украинский язык и один из них сказал, что русский язык даже не то, чтобы токсичный, но с ним нет смысла двигаться дальше, поэтому он переходит на украинский и английский. Я из тех, кто считает что россияне должны отъебаться от украинцев, что они имеют право сами строить себе будущее без русского языка и русскоговорящего мира, но мне стало очень грустно слышать это от своего знакомого. Будто он мне говорит, что я плохая и со мной не стоит иметь дело. Такая детская спонтанная эмоция, которую ты взрослым способен понять и принять.
На одном рабочем созвоне вылезло не замечаемое мной до этого ощущение: что мы, те, кто остался, начинаем озлобляться и объединяться в свои небольшие островки, где мы продолжаем топить и сильно переживать за культуру, за русский язык, за тех, кто с нами на одной волне и кто не хочет отказываться от идентичности или уезжать. Я много думала в последние дни о том, что происходящее сейчас требование от тех русских, кто уехал, немедленно уехать из России всем, кто не согласен с происходящим, напоминает мне долгие годы принятия себя: когда ты перестаешь стесняться тех вещей, которые долго подвергались самокритике, принимаешь себя, пусть и с кучей нюансов, так как принять себя полностью невозможно. Как будто вот я за 35 лет, наконец, научилась себя принимать со своими дурацкостями, но теперь от меня требуют, чтобы я от себя отказалась.
За полгода я поняла, что не буду отказываться от своих радикально-настроенных родителей, что я люблю их, моих глупых стариков. Нет никакого другого места, где мне было бы так беззаботно-хорошо, — дома у мамы и папы. Я приезжаю раз в пару месяцев, папа открывает бутылку вина, напивается, кричит, что у него отняли сына, мама ревёт, я реву, потом мы успокаиваемся и по кругу. Папа называет меня предателем, но слушает и пытается понять. Я ему говорю, что я не предатель, потому что я не отказываюсь от любимого русского языка, я не сжигаю свой паспорт, и вообще-то я сейчас с ними в России и у них дома. Он говорит, что они как родители не выполнили важную функцию — не воспитали в нас патриотов. А я говорю, что важная функция родителей — любить своих детей, а со всем остальным ребенок сам разберётся. Вот так мы где-то посередине встречаемся, но, самое главное, — выслушиваем друг друга, даже если не меняем мнение.
За последнее время меня мало что интересует так, как жизнь здесь, дома. Меня не занимает, что там классного делают в мире, я даже не особо переживаю, что я не смогу также часто путешествовать, — я озабочена тем, как дальше заново выстраивать свое здесь, и можно ли это вообще сделать. Я ощущаю по знакомым, что никто не хочет сдаваться, и только опасность за жизнь или военное положение могут заставить их уехать. У меня сейчас в голове глобально только одна мысль: что я могу сделать для моих людей на месте.
У меня всегда было удивительно четкое отсутствие иллюзий насчет нужности меня на Западе: даже в своей, назовём ее, образовательной деятельности я никогда не ставила задачей потом уехать и работать где-то там. Мне было важнее дать людям доступ к практикам, которые быстро развивают и позволяют сокращать дистанцию в десятки лет по профессиональному развитию. Мне никогда не хотелось быть самой умной и считать, что все остальные идиоты, поэтому я захотела давать максимум знаний другим, чтобы рядом были прошаренные люди, которые еще бы мне рассказывали, как надо работать. И это не поменялось с годами. Я впервые ощущаю вот это дурацкое предназначение — то, ради чего ты со многим готов мириться. А, главное, что в какой бы стране я не оказалась, отказаться от себя и скрывать, что я русская, я не смогу и не хочу. Я не буду отказываться от своих друзей, от своего языка, от своего дела, от чертовых березок и селедки под шубой.
Мне было очень грустно вчера представлять, что все мои удивительные прекрасные украинские знакомые и коллеги, которые знают мою позицию и моё отношение к происходящему, в один момент решат перестать со мной общаться. И если мой брат перестанет со мной общаться. Я думаю, что лучшее, что мы можем сделать сейчас, — не быть напыщенными мудаками, которые считают, что мир вращается вокруг них. Каждый имеет право выбирать, как он хочет жить и с кем он хочет дружить.
Удивительно, как я все эти полгода я не могла понять, что же это во мне такое ворочается, что не даёт спокойно реагировать на отъезд всех друзей и коллег. А теперь прочла пост и поняла, что я абсолютно такая же. Что я думаю не про то, как уехать, а про то, как жить дальше здесь, и не дать развалиться тому, что выращивала в себе и вокруг себя. Спасибо, Женя, это очень важно было прочитать, чтобы понять и разложить по полочкам!
Да, я тоже от своих родителей не отказываюсь… смирился ) Но Z друзей определил четко и убрал их из фокуса и коммуникации